Генерал Зима

Голова гудела и страшно хотелось пить. Он открыл глаза. Из репродуктора доносилось надсадное завывание сирены - вероятно, это его и разбудило. Он приподнялся с трудом, дотянулся до стоявшей на полу банки с разведенным вареньем - хорошо, что вчера он не забыл про питье, - и сделал несколько жадных судорожных глотков.

Сирена смолкла, послышался приглушенный с металлическими нотками голос диктора:

- Внимание!.. Внимание, товарищи!.. Воздушная тревога!.. Всем направляться в ближайшее убежище!

Снова гнетуще взвыла сирена. Он рухнул на постель и опустил тяжелые веки, - перед глазами запрыгали огненные чертики. Он застонал и подтянул одеяло до самых ушей...

Снег валил две недели, занесло дороги. Город превратился в сплошной белый сугроб. Днем и ночью трудилась гигантская армия снегоочистителей, дворников и мобилизованных в срочном порядке добровольцев. Было объявлено стихийное бедствие.

Под Новый Год снегопад прекратился, и все вздохнули с облегчением, но потом задул свирепый северный ветер и ударили такие морозы, каких не помнили и старожилы. Седьмого января температура упала до минус пятидесяти, и город начал вымерзать.

Холод быстро воцарился повсюду: и на улице, куда было страшно нос высунуть, и в домах, за редким исключением показавшим свою полную неподготовленность к подобным перипетиям. Стали лопаться трубы, начались перебои в теплоснабжении, в квартирах то и дело гас свет.

Горожане, кое-как добравшись домой с работы, проклиная и мороз, и транспорт, и начальство, разъезжающее на машинах, включали скорее все имеющиеся под рукой отопительные приборы от электрокаминов и рефлекторов до обычных нагревательных плиток и фенов, оттаивали в горячих ваннах, бесконечно пили чай на кухне, обогревались газом.

Раскритикованная, низведенная до черт-те знает каких низов, полузапретная Водка вновь стала популярна, как и прежде.

Через две недели морозов город оказался в состоянии острого энергетического дефицита - призывы экономить тепло и электричество ничего не дали, а погода тем временем стабилизировалась: антициклон, как проклятие, завис над всей европейской частью материка.

Сколько времени прошло? За окном по-прежнему было темно. Стоявшую вокруг тишину нарушал только нечастый стук метронома.

Он вспомнил свое предыдущее пробуждение, и от этого тревожно забилось сердце, а грудь покрылась холодной испариной.

Он, кажется, поверил. По крайней мере, не верить не было никаких оснований.

- Невероятно, - решил рассудок. - Это просто невозможно... Хотя... Почему же невозможно? Не к этому ли сообщению готовили нас средства массовой информации из года в год, изо дня в день?.. Так почему же невероятно?

- Значит, так оно и есть. Это должно было случиться рано или поздно - вот... это случилось.

Он прислушался. Почудилось, что откуда-то сверху, издалека доносится неясный, но грозный приближающийся гул сотен моторов.

Тихонько запели и зазвенели оконные стекла, покрытые изморозью.

- Война, - вслух произнес он и испугался звука собственного голоса. Из темноты выступил черноглазый красноармеец с пылающей звездой во лбу, - и он попытался загородиться от его указующего перста ладонью. Красноармеец поманил его к себе и строго и торжественно спросил:

- Товарищ, ты готов к войне?

- Не-ет!.. - закричал, было, он, но тут загудел паровоз, вздрогнули колеса и окутались паром. И замелькали вагоны, вагоны... Вагоны, битком набитые решительными людьми в жестких серых шинелях.

Впрочем, он уже спал.

Гипотез было много. Одни связывали небывалую по своей лютости зиму с непрекращающимися испытаниями ядерного оружия, со взрывом атомной электростанции, другие - с тем, что Земля оказалась в хвосте гигантской кометы, нарушившей тепловой баланс в северном полушарии, третьи - с начавшимся очередным Великим Оледенением, но, как бы там ни было, морозы трещали во всей средней полосе России вплоть до пятидесятой параллели. Необычайно холодно было и на юге страны.

На дворе стоял уже февраль, а текст ежедневной метеосводки почти не менялся... В Ленинграде днем минут 32-36, ночью - до 43...

Выходя из дому, он ненадолго задержался перед зеркалом, ткнул в свое отражение варежкой, спросил:

- Товарищ, ты готов к войне? Нет? А к зиме? Тоже нет? Тогда к чему же ты готов?

Он хрипло засмеялся и закашлялся. Изо рта вылетел большой клуб пара, зеркало запотело, он провел по нему рукавом ватной куртки и, зябко поежившись, вышел за дверь.

Почему-то именно сегодня со всей отчетливостью вспомнился ему этот - почти двухлетней давности - эпизод с пробуждением.

Он жил тогда в гостинице в маленьком северном городке и в то утро действительно чуть было не поверил, что началась война. Впоследствии же выяснилось, что в школе по соседству проходили учения по гражданской обороне и передачу школьного радиоузла он принял за голос Москвы.

Вчера в Очереди до его ушей дошел слух, будто нынешняя суровая зима - результат примененного против нас врагами секретного бактериологического оружия. Кто первым додумался до подобного бреда - непонятно, но слух рос и прочно укоренялся в падких на “клюкву” мозгах горожан.

Но он-то знает, кто делает погоду... По крайней мере, он здесь ни при чем, - он делает Тепло. Что он может еще? Он не виноват, что Синоптику развязали руки, - его-то не спросили... И все же, виноват, виноват, еще как виноват! Ведь два года назад он еще мог...

Виноват таки Истопник!

Зима была все рекорды. В марте ртутный столбик дважды достигал отметки “минус пятнадцать”, но выше не поднимался. Весна не наступила ни в апреле, ни даже в мае. Лишь в июне температурная кривая кое-как, с грехом пополам перевалила через “ноль”, растаял снег и на деревьях набухли почки, но птицы не прилетели...

Все лето лили дожди, только изредка из-за низких свинцовых туч проглядывало бледное, замученное солнце.

А потом лето кончилось.

Сентябрь вновь обдал горожан холодом, в октябре покрылись льдом лужи, стала река и выпал снег.

Полностью зима вернулась в ноябре. Возвращение ее ознаменовалось резким падением температуры. Наверное, зима никуда и не уходила, просто пережидала, подтягивала тылы, скапливала силы для решающей атаки.

... - Прав Писатель... вымерзнем тут как сволочи! - Писатель еще смеется, еще не совсем околел, хотя и нос у него уже раз десять облазил. Это он сказал, что “мороз” и “мерзость” - однокоренные слова... Такие же однокоренные, как “вино” и “вина”... Или “война”? Не помню... Эх, хорошо бы сейчас вина! Да где же его взять... Ничего, приедет Писатель - магазин откроется - сходит в Очередь - только он умеет так быстро управляться с Очередью...

Ладно, продержимся как-нибудь... дотянем. Надо на Котлы взглянуть, в прошлый раз третий не работал...

Так и есть, опять холодный! А что, если и Первый станет?.. Тогда - крышка. Второму в одиночку не вытянуть... Нет, теплый... Значит, все в порядке, все “нулем”, как сказал бы Писатель. Только он еще находит силы смеяться. Молодец Писатель! Вот только не пишет ничего, невозможно нынче писать, - Синоптик никому не позволяет...

А это что?.. А-а, “Розовая вода”... Забыл, наверное, кто-то. Ну, теперь точно дотянем!......... Как хорошо, Котел спину греет... Кто бы мне напомнил, что такое “розы”... Наверное, Писатель знает, у него спрошу...

Он не ошибся. Догадка его оказалась правильной: город можно взять лишь изнутри - снаружи он неприступен. Теперь все говорит за это. И он возьмет город. Любой ценой. Возьмет в эту же Компанию. Другой возможности у него не будет. А главное, он твердо помнит, что всегда прав. Даже если другие сомневаются. Наплевать ему на других! Сильные выживут, слабые подохнут - это здорово.

Кто ему может помешать? Писатель? Писатель не может, хотя и осуждает. Он ничего не может, он даже не пишет ничего. А что осуждает, так это ерунда! Доосуждается до того, что чернила у него застынут, - тогда поймет. Впрочем, Писатель - тип ничего... Сильный. И смеяться умеет... Да все равно околеет, если к нему не придет!

Истопник?.. Только тот может... вернее, мог два года назад. Интересно, почему он тогда бездействовал? А теперь - поздно. Нынче Истопник слаб. И пьет много... И Женщина от него ушла... И Котлы скоро нечем топить будет... Все! Крышка Истопнику! Не выкарабкаться ему теперь. Сам виноват... Только Писатель его вытащить может. Но Писателю не дойти... Не дойти Писателю... Зима...

- Итак, решено. Через три дня начнется. Белым город будет, белым! Ни красным, ни коричневым, ни черным - белым! Решено. Через три дня.

По “ящику” передавали прогноз погоды. В Кишиневе - тепло, и в Таллине - тепло, и в Москве, и в Киеве - тепло, даже в Мурманске... Только в Ленинграде - мороз... Двадцать восемь ниже нуля...

Он крутанул ручку настройки. По “третьей” говорили про “ленинградский феномен” - “Очевидное-невероятное”... Все равно никто ни черта не понимает... Он выключил телевизор и посмотрел на часы - пора к Истопнику идти, ждет он...

Нет, не прав Синоптик - не слабые подохнут, а плохо одетые...

Он с трудом взвалил на плечи объемистый рюкзак, взял лыжи и шагнул туда, где вторые сутки свирепствовала метель.

Метель. Дверь занесло. И окошки занесло. Свет погас, только тусклая лампочка аварийного освещения горит. И один лишь Котел работает. Надолго ли его хватит?

Хорошо Синоптику, у него комбинезон на батарейках, вездеход у него, и коньяк во фляжке... Писателю - хуже: только лыжи да лопатка маленькая, - не дойти ему, пурга глаза выест, закружит... Но он все равно пойдет... У-у, я-то его знаю, не такой он человек, чтобы не пойти. Вот только не пишет ничего...

Плохо все-таки, что Женщина ушла, ох, как плохо... Ну да черт с ней! Не нужна она зимой, морока одна. Дети пойдут, и все такое прочее... Дети - это погано... Он них вечно печеньем воняет, - так Писатель говорит. На них и печенья-то не напасешься - все сожрут! Водки надо, Водки! Писатель придет - магазин откроется - в Очередь сходит...

А Женщина ушла - это не беда... Летом вернется, - летом они всегда возвращаются... Если лето будет...

Нынче и Очереди-то, наверное, нет никакой, вымерзли все, - Синоптик наколдовал... А если очереди нет, то и Водки, значит, тоже? Нет, Водка есть, стоит Водка, что ж ей, миленькой, сделается! И Синоптик ей никакой не страшен!

В этого году птицы, наверное, тоже не прилетят... Что им в Гиблом Месте делать? Надо бы и нам в Теплые Края подаваться... Да как? Раньше думать надо было, раньше, теперь уж Синоптик никого не выпустит... Белым город будет, белым! - так он говорит. Чепуха! Не белым, а мертвым! Все равно Писателю худо - Писатель черное любит, а где ж его - Черное-то - зимой взять? Ничего не осталось... Не дойти Писателю...

Нет, надо все-таки что-то с Синоптиком делать... Вот если бы все Котлы растопить, тогда бы он быстро сожмурился... Да топить нечем, нечем топить... Скоро и последний остынет...

Прав Писатель, вымерзнем тут, как сволочи! А сам-то смеется, верит, небось, втихомолку, что одолеем Синоптика. А я не верю... Не растопить ему Котлы без меня, - не верю я... А значит, всем нам в сугроб окаянный (так Писатель смеется). Крышка!

Звонок. Кто звонит? Что, если Писатель?

Мне бы Водки немного - нутро отогреть, тогда и поверю, может... Эх, придет Писатель - магазин откроется - в очередь сбегает! Только он умеет так быстро с Очередью управляться...

Надо бы все-таки трубку взять - вдруг и вправду Писатель...

Утром по Площади проезжал - смехота! Всадника завалило так, что ни камня, ни лошади не видно, еще немного - одна макушка останется... Еще немного. Да и теперь можно считать, что эту Компанию я выиграл. О Писателе - ни слуху ни духу! Заморочила его метель, должно быть. Не выбрести ему...

Истопник заживо похоронен, - в сугроб сыграл. А Котлы остынут - и ничего от него не останется. Немного теперь уж осталось... Сами виноваты!..

А там!.. Сады зазеленеют, птицы вернутся, солнышко заблестит... - тепло и чисто будет. Грязи не будет, машин не будет, газет... Я подарю людям вечное лето... Они боготворить меня станут... А мне не надо этого! Только пусть помнят, кто им дал все, - Генерал Зима - так пусть и называют, а не “синоптик”. Синоптиком меня Писатель прозвал. Не прав он тут: синоптики ошибаются, а я - нет. Жаль, конечно, что ни он, ни Истопник лета не увидят, - гиблые они...

Писатель звонил. Добрел все-таки. Роет теперь. Скоро здесь будет... Снег прекратился и температура падает... Костел остыть может... Успеет ли Писатель? Не может не успеть - должен!

Как стремительно температура падает... Это все Синоптик орудует, чтоб ему пусто было!.. Но Писатель близко уже - слышно его - роет...

... - Кто сказал, что рукописи не горят?! Полыхнули как миленькие! Синим пламенем! Или красным? Красным, точно... Крови в них, видно, много было, потому и красным... Все три Котла!.. Берегись, Синоптик!

А Писатель все-таки молодец! Все сжег, до последнего листочка! Ничего у него не осталось, не выжить ему теперь, хоть и смеется... - мол, дотянем до Лета! Молодец Писатель! Он теперь в Очередь побежал. Оставил мне, что во фляжке было, и побежал... Побрел, вернее... Плохо ему...

А мне надо за Котлами присматривать!

Если все три гореть будут, Синоптику с нами не совладать - сил у него не хватит...

Эх, только бы Писатель Водку принес - нужна Водка: нутро согреть, сердце оттаять, - не будут без этого Котлы греть.

Где же Писатель? Долго что-то ходит... Обычно он с Очередью быстрее управляется...

... Ишь, как Синоптик бесится! Не нравятся ему Котлы!.. А температура на улице все ниже и ниже... Так ему и термометра не хватит! Ничего, скоро конец Синоптику, конец Зиме... Вот только Писатель Водку принесет. Но где же Писатель?..

Через два дня после его смерти началась оттепель. А потом, как обычно, пришла Весна... Памятника генералу Зиме тоже не поставили...